— Инга, ты могла бы и не кататься, тебя никто не просил.

Взъерошиваю волосы и тяжело вздыхаю.

— Выруби свой пубертат, Никита, — шиплю сквозь зубы. — Тебе нужна помощь. В том числе с дочерью. Подумай о ней.

— Полагаешь, я не думаю о ней? — вспыхивает.

— Полагаю, ты ненавидишь меня сильнее, чем осознаешь реальный масштаб проблемы. Никита, тебе нужна помощь. Как ты собираешься функционировать с перемотанной башкой и ногой в гипсе? Да на тебе места живого нет! Тебе даже дышать больно. Женю нужно водить в сад, в художку, в конце концов, надо закупать продукты, стирать, выносить мусор!

— Для всего этого есть доставка и люди, которым можно заплатить! — Вот упертый баран! — А Женька… месяц не походит в сад и в художку. Ничего страшного.

Качаю головой:

— Я сейчас уйду, а ты подумай обо всем. За тобой нужен уход. Элементарно нужно обрабатывать швы. Кто это будет делать? И ты не можешь закрыться с Женькой на целый месяц в квартире. Это ненормально, — и заканчиваю как можно мягче: — Я хочу помочь, Никита.

Он тяжело вздыхает и смотрит на меня устало:

— Инга, думаешь я не понимаю, что ты права? Во всем, блин права. А я чувствую себя полнейшим придурком, но не могу я так… Ты ухаживаешь за мной, хотя должна ненавидеть за все что я сделал с тобой. И я, черт возьми, вообще не понимаю, откуда в тебе это сострадание ко мне?

Сажусь на стул перед ним и придвигаюсь ближе:

— Считай, что я это делаю ради твоей дочери. Чтобы ты как можно скорее поправился и был рядом с ней. В нормальном и полностью функционирующем состоянии.

— Хорошо, Разина, — говорит устало.

Я поднимаюсь со стула и ухожу, в дверях Никита окликает меня:

— Инга, спасибо тебе. За все.

Киваю и ухожу. В электричке обратно в город едва не засыпаю. Весь день кручусь как белка в колесе. Открытие выставки уже через четыре дня. Финишная прямая.

Степан периодически отсвечивает на горизонте, но я делаю все, что в моих силах, чтобы не оставаться с ним наедине. Разговариваю с Ромой. На фоне новости о том, что Аделия беременна, он стал мягче, оттаял и больше не материт меня при каждом разговоре. Деля еще в больнице, но это скорее загон Волкова. Она чувствует себя прекрасно, что не может меня не радовать.

Добираюсь домой просто без сил. На пороге Сашка.

— Я там яичницу пожарил, мам. Будешь?

Сажусь на пуфик у входа и скидываю ботинки, устало прикрываю глаза.

— Ничего не хочу, — выдавливаю улыбку.

— Да щас! — сын сердится.

— Иду, иду, — вздыхаю. — Только руки помою.

Сидим вдвоем. Я ужинаю, Саша смотрит на меня выжидающе. Он не знает точно, что именно случилось, но понимает — что-то не очень хорошее.

— Сашка, как дела в школе?

— Пойдет, — отмахивается. — Одноклассники — придурки. Но они и в предыдущей школе были придурками.

— Обижают? — спрашиваю аккуратно.

— Меня? — Алекс удивленно вскидывает брови, и я киваю. — Пф-ф! Видела мою клюшку? Пусть только попробуют.

— А кого тогда? — ясно, что дело касается девчочки.

— Алинку Птицыну. Она немного полненькая, — щеки Сашки заливаются румянцем.

О-о-о, что это такое? Мой сын влюбился?

— Они ее травят из-за полноты? — доходит до меня.

— Не то чтобы травят. Но обижают, да. Я разговаривал с ней, пытался объяснить, чтобы она не слушала этих придурков. И с Вовкой говорил, чтобы отвалил от нее. Короче, присматриваю.

Уши у сына просто пунцовые, а я не могу сдержать улыбку. Кладу свою руку поверх руки сына:

— Ты у меня молодец. Если тебе будет нужна помощь…

— Знаю, — улыбается. — Ма, у нас игра через две недели. Придешь?

— Обязательно. Саш, тут такое дело. Никите и Жене нужна наша помощь.

Рассказываю облегченную версию событий, сглаживая некие детали. Саша хмурится, но принимает мою историю. Через пару дней еду в деревню за Женей. Девочка счастлива, что наконец-то увидит папу, — соскучился ребенок.

Хозяйничаю в квартире Фадеевых. Быстро прибираюсь, готовлю борщ и мясо с картошкой. На несколько дней хватит.

Женька активно помогает. С тренировки возвращается Алекс, облизывается на борщ. Решаю, что ничего страшного не случится, если я покормлю детей вместе.

Открывается дверь, и в квартиру, ковыляя на костылях, входит Никита. Видя меня, он закатывает глаза:

— Да что ж такое, Разина?

Да. Просто явно не будет.

Глава 26

Никита

— Мелочь, не вертись!

— Сам ты мелочь. А я, между прочим, ненавижу косички. И бантики тоже не люблю.

— Ну знаешь, я так-то тоже не кайфую от них.

— Может, подождем твою маму? — Женя шипит и жмурится. — Пусть она мне хвостики завяжет?

— Прости, мелочь, — вздыхает Алекс и с жалостью смотрит на мою дочь. — У меня плохо получается?

— Ну так… не очень. Ты скоро? — хнычет.

— Никита, а ты точно не можешь заплести косички? — спрашивает со стоном Сашка.

У меня одна рука по-прежнему ноет, пальцы двигаются с огромной болью — результат удара.

— Если бы я мог, — поджимаю губы.

Я никогда в жизни не чувствовал себя таким немощным, как сейчас. Последние несколько дней превратили мою жизнь в новое кино, которое я смотрю, если честно, с большой охотой.

Алекс и Инга потрясающим образом интегрировались в мою жизнь. Сашка даже однажды остался ночевать у нас с дочерью. Удивительно, но они поладили. Сын Инги пришел к нам в гости поиграть с Жекой, которая совсем взгрустнула в последнее время. Они потеряли счет времени, и Саша уснул на диване в гостиной. Когда Инга пришла за сыном, я предложил не трогать его.

Пусть спит, что такого?

Инга ушла к себе шокированная, кажется, она все же до конца и не поняла, как так вышло.

Я перестал понимать, сколько раз в день Разины бегали к нам, а Женька к ним.

Сейчас же позвонила Инга и попросила Сашу заплести Женьке комички. У дочери сегодня утренник в художке, и она должна быть там. Кстати, после того, как Инга стала заниматься рисованием с Женей, та стала значительно спокойнее, переставала рисовать жуткие черные картины.

Инга.

Знаю, что не заслужил ее и всего, что она делает для меня. Знаю, что мудак и тварь. Думал о ней плохо, незаслуженно делал вещи, которые ставили ее в сложное положение и унижали. Если честно, я не представляю масштаба чувства вины, которое держит ее рядом со мной и моей дочерью, но эгоистично, в душе, радуюсь этому.

Вся моя жизнь круто поменялась с пришествием в нее Инги и Сашки. Я понятия не имею, как Инга вывозит все это.

Ведь вижу, что тянет на себе слишком много. Похудела, осунулась. Утром отводит Женьку в сад, убегает на работу — у нее вовсю идет подготовка к выставке — потом вечером забирает мою дочь из сада, отводит в художку.

Прибегает домой, готовит, бежит за Женькой.

Поначалу она пыталась готовить на два дома, но потом я уговорил ее остановиться, и Инга стала хозяйничать у меня в квартире. Тут же мы обедали и ужинали. Все вместе. Вчетвером.

Я не понимаю, как к этому относиться. У меня внутри полнейший диссонанс. Внешне мы выглядим как настоящая полноценная семья, но на деле… боже, мы же все чужие друг другу!

Несмотря ни на что, я должен признаться себе, что мой дом ожил. Задышал, пробудился. Что эта женщина делает с моей жизнью?!

— Давай, Женька, надо надеть платье, — уговаривает ее Саша.

Дочка стонет:

— А можно джинсы? — спрашивает она.

— Слушай, ну какая принцесса в джинсах?

Дочка делает вид, что ее тошнит, а Алекс истерически ржет и складывается пополам. Я тоже не могу сдержаться и смеюсь.

— Я не принцесса! — кричит Женька и тянется к своим потертым джинсам.

— Хорошо-хорошо, маленький монстр! — сдавленно говорит Алекс и продолжает смеяться.

Женька поддерживает наш смех и падает на пол, крутится. Качаю головой. Вот это бедлам.

В комнату входит Инга. На ней весеннее пальто, волосы собраны в хвост, на щеках румянец после улицы. Она с улыбкой на лице смотрит на детей. А я зависаю на ней. Черт, она же сама совсем девчонка. Красивая, яркая, сексуальная.